«Дом посреди солнца» - так назывался концерт, прошедший в планетарии 24 сентября. Или это была творческая встреча? Автор-исполнитель Юрий Цендровский пел и рассказывал о том, например, как легко сейчас жить чужой жизнью, что песни – живые существа со своей судьбой, и что однажды его слушала чайка. Выпускник Горьковского политеха, а ныне артист Московского театра музыки и поэзии под руководством Елены Камбуровой, он почти не выступал в Нижнем. У него есть несколько записей: пластинка, вышедшая на «Мелодии» в 1990 году, аудиокассеты, компакт-диски. Сейчас Юрий Цендровский проводит в театре цикл концертов под названием «Волшебные истории». Сам он говорит, что в его музыке можно увидеть оттенки разных течений: фольклора, классики, рока, романса, шансона…
Ю. На первый взгляд может показаться, что моя музыка возникает на перекрестке различных течений. Но это только внешнее впечатление. На самом деле я всегда находился в едином музыкальном пространстве и свободно «плавал» в море этих музыкальных направлений. Выбирал из них то, что мне было нужно, и пользовался этим как оттенками. Я уже родился с определенным музыкальным зарядом внутри себя, со своей собственной музыкой, но, с другой стороны, всегда чувствовал, что передаю то, что мне лично не принадлежит.
Г. Вы нашли своей внутренней музыке адекватное выражение?
Ю. Очень долго искал. В детстве пытался что-то подбирать на клавишах, что, конечно, сначала совершенно не удавалось. Постепенно свой аппарат – пальцы, голос – пришлось приспособить к тем тонким музыкальным состояниям, которые я чувствую очень давно. На это у меня ушло много времени.
За гитару я взялся довольно поздно – в 18 лет. Начал с мира авторской песни – с Окуджавы, бардов, участвовал в концертах, фестивалях. Потом уже стал писать свою собственную музыку.
У меня не было большой близости с миром бардов. Многим казалось, что я выбиваюсь из общепринятого стиля – у меня слишком много музыки. Ведь исполнители авторской песни исходят из текста, а у меня на первом месте стояла музыка, она с самого начала заключала в себе внутреннее слово. И это слово надо было извлечь. Очень часто случалось, что я прислушивался к музыке – и у меня уже возникали точные слова.
Г. Ваши песни – о чем они?
Ю. Меня всегда интересовала какая-то очень древняя составляющая музыки. Были раньше такие странствующие певцы – трубадуры. Очень тонкие люди и хорошие музыканты, они передавали своим исполнением информацию, которая воздействовала на внутренний мир человека. Выступления трубадуров были неким ритуалом творческого обновления, обновления души. В этом заключалась, как я считаю, их основная работа.
Для меня концерт или встреча – это волшебный ритуал, который может запустить у слушателя собственный творческий процесс. Должна на концерте просиходить какая-то внутренняя алхимия, когда у человека кардинально меняется состояние, совершается некий переворот. Это всегда видно – по глазам, по лицу.
Соединить искусство и мистерию было моей очень давней мечтой. Есть такое мнение, что любая музыка, если она достаточно интенсивна, является ритуалом. С одной стороны, это так. Но с другой – существует некая музыкальная волна, не разъединенная на светское и духовное, на искусство и мистерию. Раньше она несла в себе очень много информации и была реальной силой, помогающей человеку обновляться, была тонким питанием для души, которого сейчас так не хватает. Ведь душа – хитрая штука. Она очень многое забывает, и надо время от времени ей это напоминать, чтобы творческий процесс запустить заново. И одна из моих задач – напомнить какие-то вещи.
Г. А сопротивление вы не встречаете?
Ю. Встречаю, и всю жизнь сражаюсь. Но моя позиция тоже меняется. Раньше, когда я видел сопротивление, мне хотелось эту стенку пробить. Но потом я понял, что никогда не надо прибегать даже к таким формам насилия, как эта. Ни в коем случае не учить, не давить, а только мягко напоминать какие-то вещи, которые зашифрованы в музыке.
Г. То есть музыка для вас не просто звуковое искусство, она смыкается с духовной практикой?
Ю. Да, конечно. Я очень много путешествовал с гитарой, встречался с людьми самых разных взглядов и взаимодействовал с ними через музыку. Было время, когда я просто изучал скрытую духовную жизнь в России.
Г. Вы говорите, что много странствовали…
Ю. Да. Как автор-исполнитель. Это было связано с концертами по разным городам.
Г. Слово «странствовать» воспринимается как отголосок Средневековья. Насколько оно примениемо к нашей современной цивилизации?
Ю. Сейчас изменилась внешняя форма, но сущность остается той же. Потому что странствия – это больше внутренняя категория. Даже если странствие сейчас обставлено иначе – разными техногенными элементами, - это ничего не меняет.
Г. В какой форме проходят ваши концерты?
Ю. С этого года я назвал их «Волшебные истории», и в рамках этих историй возникают разные названия. Концерт в планетарии назывался «Дом посреди солнца», а следующей программой будет «Время по имени Чайка». Хотелось бы, чтобы такие истории случались в планетарии каждый месяц.
Г. Расскажите, пожалуйста, о них подробнее.
Ю. Это определенная последовательность песен и баллад, между которыми иногда звучит импровизационная музыка. Но программы сами во многом импровизационны – в них могут возникнуть совсем другие песни, не предусмотренные раньше. Скорее это не концерты, а действо, рассчитанное на то, чтобы слушатели реально в нем участвовали. Пусть даже они при этом особо не двигаются, громко не выражают своих эмоций. Но на протяжении концерта возникает общее пространство, и получается, что «Волшебная история» - она одна для всех, и каждый в ней видит что-то свое.
Г. Что же главное в таком действе?
Ю. Добиться изначальной простоты. Состояния, когда человек возвращается к себе, состояния природной гармонии. Если и заниматься концертами, то так, чтобы они работали на восстановление целостности в человеке.
|
